Да, эта граница по-разному проходит в разные времена и разных культурах, но она есть всегда, и наш современник, который пришел в дорогой ресторан, справедливо возмутится, если он заказал обычную яичницу, а ему принесли горелое нечто, посыпанное столовой ложкой соли. То же самое касается и художественного перевода.

Исторически объяснимо, почему художественный перевод считается сферой, не подлежащей объективной оценке, сферой искусства: обычно плохо переведенные литераторы не гоняются за горе-переводчиком с титановой трубой или пистолетом, иные же писатели и вовсе полагают, что плохой перевод, как и черный пиар, лучше его отсутствия. Опять же, у читателя художественного перевода зачастую нет возможности понять, насколько перевод соотносится с оригиналом, поскольку ни за оригиналом, ни за переводом не стоит явлений реального мира. Пример: если в переводе читатель читает про «малинового единорога», ему неоткуда знать, что переводчик ошибся или схалтурил, поскольку у автора единорог был зеленый. Но единорогов, зеленых или малиновых, не существует (по крайней мере, не существует общественного консенсуса по поводу их цвета), и читатель оказывается беззащитным перед произволом переводчика.

Насколько иначе устроена жизнь переводчика нехудожественного, переводчика специальных, технических текстов! Перепутал латунь с медью? Иголку с булавкой? Малиновое платье с зеленым? Мало-мальски заинтересованный заказчик обратит на это внимание и будет недоволен: поскольку он потеряет деньги, если у него будут пытаться купить латунь, иголки и малиновые платья, в то время как его собственный товар – медь, булавки и зеленые платья – никто покупать не будет.

Будет ли заказчик перевода клинического исследования рад, если переводчик выкинет из перевода аргумент «за» или «против» исследуемого лекарства – или мозголомный пассаж про статистические методы исследования? Будет ли заказчик продажной презентации счастлив, обнаружив добавленные переводчиком к описанию товара фразы вроде «не берите это зеленое платье, оно линяет» или «о, я хочу себе такое»?

Нет.

По этому поводу вопрос: почему те вещи, которые считаются неприемлемыми в техническом переводе, считаются нормой в переводе художественном? Это в своем роде противоестественно: как если бы яичница в дешевой столовой была приготовлена из только что снесенных яиц на свежем масле, оказалась хорошо пожаренной и сервированной в чистой посуде – а яичница в соседнем дорогом ресторане была приготовлена из тухлых яиц на солярке, а подана на грязной тарелке хамоватым официантом.

Потому что лично в моем представлении художественный перевод – это высшая, а не низшая форма перевода, действительно искусство. А не халтура, которая прикрывается лозунгом «Я же искусство! Не смейте предъявлять мне претензии!»

Это совершенно не означает, будто может быть один-единственный дорогой ресторан, имеющий право подавать хорошую яичницу. Нет, их может быть много – как много может быть хороших, качественных переводов. Но сколько бы в городе Н. ни было дорогих ресторанов и дешевых забегаловок, граница между нормально приготовленной яичницей и яичницей, место которой в мусорном ведре, никуда не денется.

Приведу умозрительный пример из более близкой области. Предположим, мы дали десяти переводчикам перевести некий художественный текст с английского, где было слово «red». И все переводчики дали нам разные варианты: «красный», «алый», «багровый», «рдяный», «алеющий», «зеленый», «синий», «фиолетовый», «черный» и «серо-буро-малиновый».

Наивный читатель скажет: «Ну вот видите! Если переводчики так расходятся между собой, как можно отделить халтуру от качественного перевода?». Тем не менее, внимательный взгляд заметит, что пять первых вариантов являются синонимами слова «красный» — и потому в принципе возможными переводами слова «red». Да, можно спорить, что лучше – «рдяный» или «алый», какая разница в значении есть между русским «красным» и английским «red» (кстати, она есть, и довольно заметная), но, тем не менее, эти пятеро сделали свою работу качественно.

В то время как пятеро остальных сделали свою работу плохо. Они схалтурили: либо они плохо знают английский, либо они поленились заглянуть в словарь, либо им просто наплевать на качество своей работы. Это уже неважно, как и их мотивы: их работа сделана плохо, даже если «серо-буро-малиновый» будет обижаться и кричать, что малиновый тоже красный, «фиолетовый» с псевдоумным видом станет доказывать, что раз фиолетовый получается из красного, то он совсем и не ошибся, а «черный» высокомерно заявит «я вчера вызвал дух автора на спиритическом сеансе, и он велел мне выбрать черный».

Конечно, в реальности ситуация может быть сложнее – и слово «красный» может оказаться плохим и халтурным переводом слова «red». Однако, надеюсь, общий принцип ясен.

Но, думаю, уже понятно, что одно дело – знать, что бывают хорошие переводы и плохие, и совсем другое – отличить хороший перевод от плохого. Получается, чтобы понять, что «серо-буро-малиновый» и «фиолетовый» — не годятся, надо знать, что в оригинале, т.е. достаточно хорошо знать язык и иметь возможность взглянуть в оригинал. Чего, конечно, странно ожидать от читателя перевода: если бы он мог прочесть оригинал, с чего бы ему читать перевод?

Так и получается, что оценить качество перевода может не всякий, а только человек, обладающий определенными знаниями и навыками, скорее всего – другой переводчик. По-моему, в этом нет ничего удивительного: оценить работу профессионала всегда легче коллеге-профессионалу, а не человеку со стороны.

Таким образом, если по несчастливой случайности вам нравится некий перевод, который переводчик(и) считает (считают) плохим, что делать: ваша любовь сама по себе не означает неправоты профессионалов. В конце концов на свете могут быть люди, которые любят яичницу на солярке – в особенности если раньше они не сталкивались с яичницей, жареной на сливочном масле…

«Но ведь все делают ошибки! Нет профессионала, чем бы он ни занимался, который ни разу не сделал ни единой ошибки!» — возражают нам.

Это, конечно, так. Но ошибка ошибке рознь. Если взять двух человек, которые оба ошиблись и написали «тся» вместо «ться» — но первый сделал это в 100 случаях из 100, а второй – в 1 случае из 100, какой мы сделаем вывод? Что второй, скорее всего, просто описАлся, в то время как первый явно не владеет правилом – либо абсолютно равнодушен к качеству своей работы.

То же самое касается и переводчиков: если у переводчика в длинном куске текста много пропущенных отдельных фрагментов, это не может быть результатом невнимательности или случайности. Либо это сознательная редактура, либо невнимательность в степени, не допустимой даже при жарке яичницы.

Итак, какие критерии оценки качества перевода можно выделить?

Первое. Перевод должен соответствовать оригиналу в смысле полноты: в нем не должно быть пропусков и в нем не должно быть вставок. Вставки допустимы лишь в тех случаях, когда по-другому не удается передать мысль автора (пресловутая непереводимая игра слов, например). Для мнения переводчика о тексте есть предисловия, послесловия и комментарии, в которых единственно переводчик имеет право комментировать и пояснять то, что автор, быть может, хотел оставить недоговоренным и затянутым дымкой.

Что до пропусков, то аморально, на мой взгляд, поступать, как известная переводчица Т., которая, переводя писателя Ч., от большой к нему любви повыкидывала антисемитские высказывания последнего. Если меня интересует писатель Ч., я хочу познакомиться именно с ним, а не с его приглаженной иконой, и я не хочу, чтобы меня как читателя лишали возможности составить собственное мнение о моральном облике Ч.

Списывать многочисленные пропуски на случайность и небрежность – только ухудшать положение подсудимого, поскольку переводчик должен вычитывать свой перевод и сравнивать его с оригиналом. Если он и этого не делает, переводчик становится уже дважды халтурщиком.

Второе. Перевод должен стилистически соответствовать оригиналу. Что имеется в виду? Если в оригинале необразованный грубый человек ругается нехорошими словами, в переводе он не должен изъясняться, как кисейная барышня. И наоборот: культурная речь, как автора, так и героев, не должна превращаться в грубость и вульгарность. Все это меняет замысел автора и представляет его творение в ложном свете.

Само собой, русский язык перевода должен быть русским языком, а не пародией на него. Например, если мы в переводе наблюдаем перлы вроде «…и завистливым взглядом поглядела на виды залива», «нервное напряжение, опасно приближающееся к страху…», может возникнуть впечатление, что это Мартин так коряво пишет. Хотя на самом деле у Мартина хороший английский, а перлы принадлежат переводчику (продолжать наслаждаться перлами здесь: https://7kingdoms.ru/2009/devushki-chishh...).

Конечно, если автор оригинала по тем или иным причинам изъясняется коряво допускает ошибки, это вполне может быть авторским замыслом, — и тогда уже халтурой будет сглаживание этих особенностей оригинала и пренебрежение ими.

Естественно, качественный перевод не буквален и не дословен. Но при этом он точен: созвездие Большая Медведица не должно превращаться в большого медведя, хлопушка – в пирог, а сладкая начинка для пирога – в мясо (не верите, что такое может быть в опубликованном переводе? Наслаждайтесь: http://samlib.ru/editors/t/taskaewa_s_j/f...).

Иногда это требует очень серьезных исследовательских усилий: работы со словарями, поисковиками, литературоведческими исследованиями, обращения за советами к фэндому, консультаций у узких специалистов… Примером в этом отношении должен быть В. Тихомиров, переводчик «Беовульфа» и древнеанглийских стихотворений, который, не будучи специалистом по древнеанглийскому языку и литературе, работал в тесной связке с германистами – А. Либерманом и О.Смирницкой.

Антипример. У Мартина, в «Песни льда и пламени» находим, например, такое предложение: «When they entered the solar, the raven spied them at once». Что это за помещение такое – solar, непонятно. Не знают этого обычные англо-русские словари, и переводчик на русский ничтоже сумняшеся дает «солярий». Но использовать слово «солярий» для условно-средневековой фэнтези Мартина… ну представьте пересказ русских былин с фразой вроде «Князь Владимир встретил богатырей в солярии»…

Хотя стоит взглянуть в Оксфордский словарь английского, даже и онлайн (менее подробный), как мы обнаружим там «An upper chamber in a medieval house» — то есть скорее уж «светлица». У меня на поиск этого слова ушло меньше минуты, и для человека, который этого не сделал, у меня есть только эпитет «халтурщик».

Самой собой, переводчик не должен ничего выдумывать от себя: в конце концов человек, который покупает книгу, хочет прочесть работу того, чье имя обозначено на обложке, а не кого-то другого. Если у переводчика горит самолюбие, то лучше употребить его на собственное художественное творчество, а переводить со смирением, которое паче гордости.

Это, конечно, не все, что можно сказать о качестве перевода. Есть много переводческих знаний и переводческих инструментов, без которых трудно, а подчас и невозможно создать качественный перевод. Но, надеюсь, у меня получилось донести до читателя мою основную мысль: оценка качества перевода – не произвол и не высказывание левой пятки, оно имеет под собой объективную основу.

Анариэль Р. ака С. Таскаева

22.12.2018